Звезда сериала «ГДР» рассказал, почему его привлекает патриархальная семья, как строит отношения с детьми и признался в любви к сотрудникам спецслужб Александр Голубев — один из самых закрытых актеров. И не потому, что он придерживается такой позиции ради имиджа, просто ему так комфортно. О том, почему живет за городом, восхищается работниками спецслужб, как строит отношения с дочерьми, — в интервью журналу «Атмосфера». Александр, ты снова снимаешься в очередном сезоне сериала «Спасская». У тебя не один проект долгоиграющий. Всегда с радостью идешь в продолжение или, бывает, наскучивает? Да, это уже четвертый сезон «Спасской», и он продолжается, как всегда, в Сочи. Не скрою, что в таких случаях всегда меньше держит сама история, в отличие от коллектива, который тебе говорит: «Саша, пойдем дальше» — и ты идешь. А ты такой компанейский в принципе? Ты находишь на долгих съемках друзей-приятелей или тебе просто хорошо с этими людьми работать? Мы — это то, что мы вкладываем в людей. Уже в первый сезон я столько добра и позитива получил от них и сам вложил, что эти зерна прорастают. И придя туда снова, я увидел небольшой цветущий сад, и он красив. Хотя мы говорим исключительно про работу. Но вы общаетесь после смены, в выходной? Понятно, что время изменилось, но какие легендарные экспедиции в этом смысле были, например, у Михалкова. На работе нам всем интересно друг с другом общаться. Но сейчас другая скорость жизни, и даже если ты в отъезде, у тебя всегда много каких-то дел, в том числе домашних, которые ты можешь решать онлайн или репетировать что-то. И я дорожу своим свободным временем и аккуратно к этому отношусь. Но ты так часто говоришь о друзьях и даже о том, что в отношениях с женским полом очень важна дружба, что мне кажется, это слово для тебя кодовое… Да, конечно, потому что у меня большая семья, которая собралась из друзей. У нас у всех уже дети подросли, и есть дни в году, когда мы полной компанией встречаемся. Нас в компании двадцать семь человек друзей, а еще жены и дети. У нас все друг другу крестные и крестники. Начиналось все где-то с десяти человек, а потом дособрали людей. Кто-то из твоей сферы есть? Есть, конечно. А мама, папа — это просто родные люди или твои друзья? Насколько ты был откровенен с ними раньше и сейчас? Мне кажется, если мы говорим про мужчин, то, наверное, у кого-то раньше, а у кого-то после тридцати или сорока вообще чуть по-другому устраивается мир, и ты так или иначе становишься тем человеком, от которого исходят решение и забота. Ты уже не можешь оспаривать слово родителей, ты делаешь так, потому что они этого хотят, а все остальное — амбиции, которые закончились раньше. А со своими проблемами и вопросами я разбираюсь сам. Советуешься ли с ними в серьезных вопросах? И обращаются ли они уже к тебе? Я сам все решаю. А они обращаются, конечно, что-то спрашивают. Но мы с братом пытаемся делать так, чтобы у них была одна забота — какого цвета и во сколько выезд. Какая у вас с братом разница в возрасте? Шесть лет, я младший. Мой брат — мой друг, я могу ему доверить все. Надеюсь, что и он тоже. Чем брат занимается? Он работает в сфере IT. Димон — мозг. Как ты переносишь длительную разлуку с родными, друзьями? Во-первых, ко мне все приезжают в гости. Сочи — не самое плохое для этого место. Во-вторых, я последние лет пять нахожусь в таком режиме, что дома бываю реже всего, так что к этому уже привык. Какое чувство испытываешь, приезжая домой? Спокойствие. Я очень люблю дом, мне там все известно, понятно. Обожаю Москву, я как рыба в воде здесь. Но живу за городом, у меня лет семь как есть дом, чем я очень доволен. В городскую среду для житья меня уже не затащишь. И моим любимым собакам на природе хорошо, а у меня мальчик и девочка породы леонбергер, огромные, но добрые. Ты совсем не рассказываешь о личной жизни. Каждый имеет право на свою точку зрения, но если у человека с этим все в порядке, неужели не хочется сказать что-то хорошее про людей, которых ты любишь? Я так много им говорю хорошего ежедневно, и столько мы друг для друга делаем, что там добра достаточно. Но это другое. Когда человек с кем-то встречается и не говорит — одно дело, но когда все устоялось, зачем скрывать? Невозможно же все время держать вторую половину в заточении? По-моему, лучше самому рассказать, чем потом читать что-то о себе… Мне повезло, я сплетни не читаю, а соцсетей у меня вообще нет. Я тебе скажу больше, ты один из немногих журналистов, с кем я вообще разговариваю. Что касается выходов в свет, я сам практически не бываю на мероприятиях, меня очень трудно туда затащить. А те кафе или рестораны, в которые я хожу, — такие камерные, и меня там так давно знают, что никто ничего не напишет. Прочла, что гипотетически ты за православную семью. Что вкладываешь в это понятие? Что мужчина — это мужчина, женщина — это женщина, дети — это дети. Мама — это мама, а папа — это папа. Мне кажется, все до нас природой неплохо распределено. Но, понимаешь, все эти обязанности не несут за собой ни кнута, ни пряника. Женщине сложно быть женщиной, но в то же время замечательно быть ею, мужчине сложно быть мужчиной, но в то же время замечательно быть им. И когда мы смотрим на семьи с каким-то опытом обрядов и традиций, заложенных любым вероисповеданием, то, конечно же, видим, что это укрепляет семью. Если говорить о традиционной православной семье, то там есть и такое понятие, как домострой… Нет, я совсем не домостроевец. (Смеется.) В твоей натуре сочетаются серьезность, взрослость и беззаботность, мальчишество в хорошем смысле слова. Чего сейчас в тебе все-таки больше? Важно, что стало меньше лишних опасений в жизни. Ты больше знаешь и лучше понимаешь себя и свои чувства. И теперь есть возможность наслаждаться беззаботностью, поскольку она стала контролируемой и уже не мешает, а дополняет. Ты всегда говорил, что у тебя хорошая интуиция. Эта черта еще развилась? Конечно! Теперь надо умножить все, что было, на десять. Например, звонит мне кто-то с неизвестного номера, а я прямо чувствую, что это Марина Зельцер. (Улыбается.) Клянусь тебе, я практически не беру трубку с неизвестных номеров. Что ты делаешь, если должен с человеком общаться, а чувствуешь, что от него надо держаться подальше? И держусь подальше. Если я иду против своей интуиции, то пройду недолго, потом меня все равно оттуда выплюнет. Я не могу в такой ситуации находиться, мне некомфортно. А когда ты не волен выбирать, а надо вместе работать? В этом смысле я дипломатичен. Я посажу человека, расскажу свою позицию и доведу дело до доброго конца. Ты один из немногих актеров, не беря старшее поколение, у которых нет агента. Ты только ждешь предложений или можешь сам себя предложить? Я об этом никогда не думал, тут лучше у судьбы спросить. Только однажды я позвонил своему другу (он работал оператором на одном фильме, а я знал, что у них проект начинается) и сказал ему, что если вдруг что, пусть он имеет меня в виду. Но с того звонка я ничего не поимел. А все остальное как-то само приходит в мое поле зрения. И я даже частенько слышал: «Саша, будь нашим агентом». И ты легко можешь говорить о деньгах? Это дело привычки. Я лоялен, но практичен. Бывают такие проекты, в которых можно и бесплатно сняться. В последние годы мне случалось работать за самые минимальные деньги, и фильмы даже неплохие получились. Но ты должен же и в договорах разбираться… На самом деле это то же самое, как научиться пользоваться «Айфоном». Сначала, когда он попадает тебе в руки, может быть, тебя что-то и смущает, но через неделю ты уже во всех функциях разбираешься. Так и с договорами, плюс-минус они из раза в раз одинаковые, там нет каких-то подводных камней. Нет ощущения, что у тебя много персонажей — людей из тех или иных спецслужб, в погонах? Хотя и они разные, и время действия, и это суперпроекты, как, например, «Мосгаз» или «ГДР»… В «Шерлоке Холмсе», например, я совсем другой человек. Правда, мне младшая дочка тоже говорит: «Папа, почему ты всегда играешь военных и милиционеров?» — а я ей отвечаю: «Настенька, но ты посмотри, насколько разные эти люди». Вот и все. Ты как-то сказал, что когда готовишься к роли и не можешь сразу подобраться к образу, отталкиваешься от профессии и ищешь там «запятые». Но если эти люди занимаются практически одним делом, как ты находишь их характеры? А должности? А звания, лычки, погоны? А татуировки? А годы службы? Там большой набор. (Улыбается.) Ты почти не меняешься внешне, и это очень сложно быть таким разным с одним лицом. Или все-таки ищешь какие-то внешние детали, как те же очки твоего героя в «ГДР»? Вот такие детали и помогают. Я не всегда за очки, потому что они конкретно меняют образ и управляют им, но со Ждановым я понял, что без очков никуда. Они придадут ему футляра, а мне этот футляр был нужен, потому что я не понимал, как создавать персонажа. И очки дали ему возможность быть чуть лирическим, а в какой-то момент эту лирику прямо руками убирать, чем Жданов иногда и пользуется. Понятно, что эта роль вторая, третья, пятая или шестая в сериале, но все-таки она интересная. Я пошел в «ГДР» за Сережей Поповым, потому что мы с ним сделали «Кунгур» до этого. Но у меня планировалось всего пять или шесть съемочных дней, в Германию, а потом это превратилось в некого Жданова. И это самая интересная роль в фильме: он так верен делу, все его заборы все равно утыкаются в Родину и дружбу. А время было неоднозначное, и он мог тоже захотеть все кинуть и уйти за стену. Как и сейчас можно все кинуть и исчезнуть. Кстати, в «Кунгуре» мне изначально предлагали главного героя, но мне так нравился Головин, что я его и забрал. То есть не всегда главная роль — главная, что ли. Ты где-то сказал, что в Жданове собрано все лучшее, что есть в работниках спецслужб. А сейчас у нас есть некий перекос в отношении к этим органам, забывают, что существует разведка, хотя Штирлица все любят… Это герои такой величины! Зная не понаслышке людей, которые служат на ниве защиты Родины, будь то КГБ или нынешняя ФСБ, скажу, что они реально не спят. Их проколы трагичны, а их победы никто никогда не видит, они всегда в тени. А если вскрывать каждый день эти факты, то, наверное, многие изменят свое отношение, и мы все будем им помогать, а не мешать. Они живут очень тяжелой жизнью для того, чтобы не было войны. И тут мы возвращаемся к вопросу моей дочери, почему все время у меня такие герои. А потому что жизнь у них по факту интереснее, она более наполненная, конкретная, не размыта обстоятельствами, хочу — не хочу. Ты должен, и все. И любая семейная история внутри этого героя более драматична, потому что глагол действия более конкретен. Понятно, что «в семье не без урода», но мы говорим про настоящих людей. Ты не раз говорил, что положительных героев играть сложнее и менее интересно, потому что меньше тех самых «запятых», за которые можно зацепиться… Это если говорить о стопроцентно положительном герое, а тот же Жданов не такой. Он мог стать отрицательным в любой момент, он сопротивлялся этому и выбрал свой путь. Там все были на грани — рушился Советский Союз, падала Берлинская стена, все навалилось разом. И это же жанр, а в жанре стопроцентно белое или черное неинтересно. Если тот или иной герой не сомневается и не переживает, это скучно. У Жданова все выборы были позитивные, а внутри он, конечно, сомневался. А какие черты тебе особенно дороги в людях, что удивляет? Я всегда в восторге от работы человека над собой и сам тянусь к этому. Меня восхищает, когда люди становятся лучшим проявлением себя. И мой опыт говорит, что самое главное — это воспитание и самоконтроль. А через это ты и всех во круг воспринимаешь с точки зрения их плюсов, а не минусов. Но ты же сказал, что не пойдешь к режиссеру, если он плохой, ну, скажем, непорядочный человек… Да, не пойду, если мне интуитивно так покажется, но я же не начну ему объяснять, почему не пойду. Да и не смогу я это объяснить, это вещь интуитивная. Я имею в виду, что можно общаться годами, а потом увидеть, что человек совсем изменился… Я до последнего постараюсь ему помочь, перенаправить его. Мы же сами себе частенько врем. Что ты имеешь в виду под таким враньем? Что ты договорился с собой, составил план на год и будешь выполнять все до запятой, но сбился с него. Это же считается враньем? А если ты сам себе можешь что-то простить, так прости и другим. И если ты можешь прощать, это замечательно, это самое главное. Я пытаюсь сделать так, чтобы люди вокруг меня не ошибались, чтобы их лучшие качества усиливались и были на первых ролях. Но мне повезло, я не сталкивался с такими метаморфозами в близком окружении. Самое главное, чтобы ты менялся. Человек должен улучшаться каждый день. Но есть же поговорка «Смолоду прореха, к старости дыра». Бывает, кто-то и через сорок лет практически тот же или благородства набирает, а кого-то не узнать, даже внешне просто другой человек… Так, может, у них что-то произошло, надо подойти и спросить, чем помочь. Может быть, ему нужно слово доброе сказать, и все изменится. А если помог и все равно наткнулся на негатив, иди другой дорогой. Ты одинаково относишься к недостаткам мужчин и женщин или «слабому полу» что-то простительно? Всем женщинам идет беспечность, это когда нет фокусировки на всякие мелочи, а всем мужчинам — собранность. А что тебя тогда восхищает в женщине? Женственность во всех ее проявлениях. Так же, как и женщин в мужчинах восхищает мужественность. Это не значит, что надо с кулаками куда-то лезть, это могут быть и какие-то, казалось бы, небольшие, но определяющие человека поступки. Как ты при своей интуиции ощущаешь женственность и во внешнем проявлении, и во внутреннем? Это всегда свет и энергия. А внешнее и внутреннее — звенья одной цепи. Мы же знаем людей с невероятной физической красотой, а при ближайшем рассмотрении это все становится менее симпатично. И наоборот, иногда видим вроде бы что-то не совсем соответствующее стандартам, а глаз не отвести. Бывает такой уровень женственности и неотразимости, который не поддается объяснению. А если, например, говорить о великих актрисах, уже ушедших, кто для тебя будет символом женственности? Меня всегда поражала Эдит Пиаф. Какой-то уникальной женственной харизмы была личность. Для меня такой остается, например, Алиса Фрейндлих… Для меня тоже, но ты говорила о недосягаемых ушедших женщинах. Ее можно точно назвать, думаю, остальные женщины не обидятся. А символ мужественности? Из поколений наших советских актеров что ни мужчина, то можно золотыми буквами писать их имена. Их можно открывать с 1950 года и всех называть. Это касается и женщин, конечно. У тебя были стопроцентно положительные герои? Наверное, Алеша Карамазов, но он исключительный персонаж. Хотя, может быть, еще в спектакле «Письмовник» по Чехову в МХТ мой герой — положительный, потому что он рано умер и не успел дорасти до отрицательных проявлений. (Улыбается.) Ты уже папа взрослых дочек. Еще пять лет назад ты мне говорил, что они умные девчонки и ты можешь с ними обсудить почти все, по крайней мере, со старшей, Аней… Теперь к ним и за советом можно обращаться. Ане уже девятнадцать будет, а Насте — пятнадцать. Взрослые. Я знаю от Сергея Урсуляка, что Аня работала у него на «Праведнике», выучилась на монтажера. Скажи, она с тобой говорила по поводу профессии? Они советуются со всеми и принимают собственные решения. В этом плане они молодцы. А мы их поддерживаем, что бы они ни выбрали. Порадовался, что она не на актерский факультет пошла, а избрала такой путь в кино? Ты и раньше говорил мне, что у нее режиссерские мозги… Весь опыт, который Анюта набирает сейчас, ей понадобится в режиссуре, если она захочет туда шагнуть. Она знает площадку и как ведут себя все цеха. Что касается профессии, то для меня главное, чтобы она была рада, а актриса она или дворник, неважно. Но ты переживаешь, как у дочек все сложится? Актерская профессия зависимая, поэтому многие родители-актеры не хотят для детей этой стези… А за них не надо переживать, они замечательные люди и хорошо воспитаны. Я им полностью доверяю. Если их профессия будет зависимая, то они поменяют направление, вот и все. Это нормальный человеческий путь. Если бы они как-то не так жили, я бы переживал, а поскольку они живут светло и счастливо, то и за их выбор я не переживаю. А ты часто с Аней разговариваешь про кино? Мы вообще часто с ней обо всем говорим. А куда тянется Настя? Ты говорил, что у нее как раз актерское сидит внутри… Думаю, что да, это есть. Дочки с тобой делятся личным, ты знаешь про их друзей, про влюбленности, про учителей? Что-то знаю, а что-то — нет, потому что они девочки, тут скорее мама ближе. Что девочка может рассказать отцу? Что-то может, а что-то и нет. Как тебе кажется, они хотят, чтобы папе нравилось, как они выглядят, как одеты? Надеюсь, что да. А может, они считают, что папе до этого дела нет. Но ты же понимаешь, что такое хорошие взаимоотношения в семье? Вот у нас такие отношения. Удается ли вам вместе куда-то сходить: в кино, в театр, куда угодно? Иногда, конечно. Кто-то звонит, говорит: «Папа, пойдем с тобой туда-то», иногда я звоню и зову с собой куда-то, можем поесть сходить. Тебе исполнилось сорок лет. Эта цифра вызвала какие-то ощущения, мысли или проехали и все? Я ощущаю это как начало, если говорить образно. Подытожил пройденное, и появилось чувство, что все лишнее осталось в той десятке. Это все происходило в течение года. Думаешь о том, что будет лет через десять-двадцать? Я еще давно решил, что до семидесяти лет о возрасте думать не хочу. Здорово, надо прямо взять на вооружение. Это неплохая формула, забирай. А там уж мы посмотрим. И в пас-порт не заглядываем. А про профессию в этом смысле не думаешь? Для тебя еще полно героев, да и пятидесятилетних много, а вот хорошо написанные роли для старшего поколения исчезают… У нас сейчас столько кино снимают, и там полно ролей для разных возрастов. Роль — это расшифрованная передача эмоций, а они приводят человека к действию, как подарить букет, как начать переговоры, как начать заниматься спортом или вступить в какую-то битву. И эмоция возрасту не подвластна. Поэтому в нашей профессии неважно, сколько тебе лет: семнадцать, сорок или девяносто восемь. В тот момент, когда ты к той или иной эмоции подбираешься своим персонажем, а поскольку они все разные, ты становишься ребенком, и уже потом понимаешь, что играешь сорокалетнего или тридцатипятилетнего. То есть артист — безвозрастная профессия, остальное — уже визуальный эффект. Я считаю, что у нас сейчас много хорошего кино, особенно сериалов. А что ты скажешь? Мы все трезво понимаем. Есть что-то крепкое надолго, есть легкое на сегодня, что тоже нужно, но и это надо делать качественно. Я знаю совсем молодых людей и чуть постарше, которые действительно занимаются делом. Если мы сейчас проанализируем кино за пятилетку, то увидим, что произошел огромный скачок. И я рад этому. Ты осторожен на съемочной площадке или готов на риск ради хорошего кадра? Если нужно, я готов на все, что должен исполнить мой герой. Но я сам пятьдесят раз все проверю. Ты умеешь так распределить свою занятость, чтобы оставаться здоровым, не «выгорать» и находить время на отдых? На данный момент мне нужно полтора месяца паузы раз в четыре года. Я так существую уже давно и как-то выработал свой режим вне работы, и он достаточно спокойный, размеренный — бывают перерывы день-два между перелетами или съемочным процессом. И чем ты их наполняешь, чтобы получить релакс и энергию для будущей работы? Спортом, медитацией и общением с близкими.
