Жизнь виртуозной пианистки и проникновенной певицы Нины Симон — это история о том, как «маленькая грустная девочка» стала «верховной жрицей соула», будучи невероятно непостоянной во всем, кроме поклонения музыке В местечке Трион, что в Северной Каролине, в доме Джона и Мэри Уэймон 21 февраля 1933 года родился шестой ребенок. Девочку, в жилах которой текла африканская, индейская и немного ирландской крови, назвали библейским именем Юнис. Спустя двадцать один год она возьмет сценический псевдоним Нина Симон, под которым и станет известна всему миру. «Папа, мама, все мои братья и сестры играли на пианино и пели либо в церковном хоре, либо в небольших госпел-группах на общественных мероприятиях. Хотя формального музыкального образования ни у кого не было: мы учились играть так же, как учились ходить, — это был естественный процесс». Неудивительно, что с трех лет она играла на пианино, а в десять выступила с первым сольным концертом в библиотеке своего родного городка. Уже тогда Юнис поставила себе цель — стать классическим пианистом и, может быть, первой афроамериканкой, которой удастся выступить в Карнеги-холле. Для воплощения этой мечты девочка проводила за пианино по пять часов семь дней в неделю. О том, что «классический пианист» — это, во-первых, мужчина, а во-вторых, белый, она еще не знала. В восемнадцать лет юная ученица подала заявку в престижный Кертисовский институт — одно из главных музыкальных учреждений Америки. Это учебное заведение и сейчас позиционируется как кузница виртуозов: отбор в него жесточайший и вполне рыночный. Сколько нужно оркестрам музыкантов — столько возьмем и подготовим, ни единицей больше. Работа — на износ, результат — стопроцентный. Юнис отлично показала себя на прослушивании и здорово расстроилась, узнав, что в приеме и стипендии ей отказано. Комиссия сослалась на некое невнятное «качество игры», которое якобы оставляет желать лучшего. Она ни секунды не сомневалась в том, что это объективно: талантливые люди вообще редко бывают довольны собой. И очень удивилась, когда некий инсайдер поведал ей правду: «…сама посуди — не могли же они принять в классическое учебное заведение какую-то негритянку…» Только тогда она начала кое-что понимать об устройстве американского общества. По вечерам над ресторанами Надо было как-то сводить концы с концами. Летом 1954 года в порыве отчаяния Юнис решилась играть… в баре. Это заведение в Атлантик-Сити называется Midtown Bar And Grill и ныне известно каждому любителю джаза. Легенда родилась именно там. В первый вечер она просто импровизировала за фортепьяно, после чего хозяин бара сказал: «Все было очень хорошо, но почему же ты не пела?» «Я пианистка», — ответила девушка. «С завтрашнего вечера ты либо певица, либо здесь не работаешь», — отрезал он. «Я очень плохо разбиралась в современной музыке, — признавалась она позже. — Почти не знала никаких модных песен. А надо было срочно что-то делать!» Так она начала играть и петь пестрый микс из всего, что под руку подвернется: блюзы, рождественские мелодии, хиты из мюзиклов, джазовые стандарты, песни из кинофильмов… Но делать это нота в ноту было неинтересно, и Юнис стала «аранжировать» оригиналы: например, внутрь популярной мелодии двадцатых «Люби меня или уходи» она вмонтировала фугу собственного сочинения, вдохновленную Бахом! Также выяснилось, что Нина обладает своеобразным низким, «темным» тембром. И если, например, голос Эллы Фицджеральд — это яркое майское солнце, то вокал Нины Симон — осенний дождь. Ее проникновенный, глубокий, бархатистый голос умел передавать все оттенки печали, тоски и душевного ненастья. Вскоре местная рекорд-компания заинтересовалась юным дарованием и предложила ей записать пластинку — дебютный альбом «Маленькая грустная девочка» вышел уже под псевдонимом. Будущей звезде не хотелось, чтобы родители узнали о том, что несостоявшаяся академическая пианистка пробует силы в низкопробном шоу-бизнесе. Сам псевдоним былсоставлен из имени французской киноактрисы Симоны Синьоре и нежного «нинья» (от испанского «малышка»), как называл девушку ее тогдашний бойфренд. Show must go on Когда скрывать успех от семьи уже не было смысла, Нина примчалась домой и рассказала все на одном дыхании. На что родительница прочитала будущей звезде короткую проповедь насчет дьявольского характера шоу-бизнеса. «Мама больше никогда не возвращалась к этому вопросу. Она не хотела иметь никакого отношения к моему успеху, потому что он был греховным». Нужно заметить, что Нина все равно очень любила маму, которая прожила девяносто девять лет и умерла всего за два года до смерти дочери. И, кстати, не брезговала пользоваться деньгами, которые Нина зарабатывала, но до самого конца считала ее занятие возмутительно не богоугодным. Тогда же у Нины Симон возникла подпитываемая всю жизнь ненависть к шоу-бизнесу вообще и рекорд-индустрии в частности. Действительно, за исключением короткого промежутка в 1960-е финансовые дела у Симон как-то не клеились. Первый диск принес звукозаписывающей компании больше миллиона долларов, из которых Нина получила всего три тысячи, так как не глядя подписала студийный контракт — все равно она не собиралась становиться поп-музыкантом, а три тысячи — все же больше, чем ничего. В дальнейшем она умудрилась за копейки продавать авторские права на успешные хиты и не ведала, что ее классические альбомы переиздаются огромными тиражами… В 1961 году Нина Симон вышла замуж за полицейского Энди Стаута, который быстро переквалифицировался из блюстителя порядка в менеджера певицы. Через год у пары родилась единственная дочь Лиза, которая, как и мать, стала певицей. В свое время Нина заклинала ее не заниматься музыкой: «Девочка, ты не представляешь, что эти сволочи сделают с тобой!» Дочь не доумевала: единственной известной ей «сволочью» из шоу-бизнеса был отец, который в то время успешно вел дела Нины. В частности, организовал аншлаговый концерт в том самом Карнеги-холле, о котором она с детства мечтала.
