Звезда сериала «Последний мент» и актер МХАТа рассказали в эксклюзивном интервью нашему сайту о съемках в положении, работе на стройке и выживании на стипендию в студенческие времена Максим Стоянов и Виктория Корлякова — выпускники школы-студии МХАТ, где и познакомились. Сегодня, спустя десять лет, преодолев испытания, они говорят друг о друге с восхищением и любовью — этот союз действительно счастливый. — Знаю, что Максим недавно уезжал сниматься на полтора месяца. Как вы оба переносите расставания? — Вика: Нам в принципе спокойно даются такие отлучки. (Улыбается.) Можем два-три дня не созваниваться. Конечно, мы списываемся, я понимаю, что муж жив-здоров, мне этого достаточно. Стараюсь не беспокоить его, не отвлекать от творческого процесса, и он поступает так же. На мой взгляд, расставания благотворно влияют на отношения — успеваешь соскучиться и есть, что рассказать друг другу. (Улыбается.) — Максим, вы не раз говорили о важности доверия в семье, но если ты по натуре ревнив, то страх внутри все равно сидит, и этому могут способствовать и длительные разлуки… — Максим: А это как у Островского в «Бесприданнице». Паратов спрашивает Карандышева: «Вы не ревнивы?» — «Я надеюсь, что Лариса Дмитриевна не подаст мне никакого повода быть ревнивым». И Паратов: «Да ведь ревнивые люди ревнуют без всякого повода». (Смеется.) Мы с Викой психологически очень зрелые, и поэтому, даже когда в кадре происходят какие-то сближения с партнерами, мы адекватно это воспринимаем. — Вика: Ко всему, что касается профессии, я отношусь спокойно как слон (смеется), потому что сама в этой сфере. Хотя признаюсь, что я по натуре ревнива, но так как я психологически здорова (смеется), то отдаю себе отчет в том, где моя собственная проблема, а где можно обратить на что-то внимание. — Вы всегда были уверены в себе как девушка? — Вика: В юности я была очень неуверенной, закомплексованной, да и некрасивой (улыбается), поздно начала взрослеть и развиваться как девушка. И из-за своих же зажимов, как мне кажется, и пошла в сторону театра, меня потянуло туда инстинктивно, чтобы внутренне раскрепоститься. — И когда вы почувствовали, что это помогает? — Вика: В старших классах школы, когда в театральной студии я получила свою первую главную роль. Появилось ощущение, что я на своем месте и иду в правильном направлении. И я оказалась в Школе-студии, как мне кажется, только благодаря этой своей уверенности, от которой меня просто распирало изнутри. Я была абсолютно убеждена, что поступлю туда, куда хочу, а хотела я именно во МХАТ. Поэтому была вынуждена рискнуть и отказаться от уже предложенного мне места в Щепке. — Максим, и вы окончили Школу-студию, курс Константина Райкина. Тоже хотели именно туда? — Максим: Я не особо разбирался, просто хотел поступить в театральный вуз на бюджет. Я два года работал на стройке в Москве, где и узнал, что такие институты существуют. Заметил, что большинство абитуриентов рвется в Щуку, и сначала тоже поддался порыву. Но когда стал читать биографии выдающихся артистов, обнаружил, что многие из них окончили Школу-студию, в том числе Владимир Высоцкий, и подумал, что хорошо бы поступить туда. Но в этой связи я даже не мечтал о МХАТе, считал, что там учатся либо блатные, либо гениальные. (Смеется.) Но ура, чудо: я попал к Райкину на курс и понял, что это одна из великих моих удач. Я хотел изменить судьбу, признаться, мне очень надоела стройка, и боялся, что придется всю свою жизнь связывать с ней. — А как вы увидели друг друга в институте? — Максим: У Вики шло на этаже занятие по мастерству или репетиция, а у нас — сцендвижение. Мне она сразу понравилась, такая симпатичная, спортивная. Я был первокурсником, а Вика — третьекурсницей, хотя я старше ее: техникум и стройка за плечами, с биографией, в общем, парень. (Смеется.) Я какие-то робкие знаки внимания проявлял, но совершенно безуспешно. А сильного натиска с моей стороны тогда не было. — Почему? Вы же способны и на авантюры… — Максим: Я не вцепился в нее сразу, потому что учился много, то одно отвлекало, то другое, а я понимал, что такая партия просто так не берется, тут надо к делу подойти серьезно. (Улыбается.) И вот спустя два года началась «авантюра». Вика к тому времени выселилась из общежития, я выяснил, где она живет, покупал цветы… — Вика: Конечно, я сразу заметила его интерес к себе, но вообще не воспринимала Максима всерьез. Он казался странным мужчиной, попавшим в Школу-студию случайно, и выглядел устрашающе. (Смеется.) Внешность у него суровая, и все знали, что в прошлом он боксер. Я его боялась и обходила за километр, стараясь всячески минимизировать общение. Потом я выпустилась, снимала комнату, и тут он начал активно ухаживать. Я подзабыла, откуда он мой адрес узнал, но у меня постоянно рано утром под дверью лежали огромные букеты роз и стояли корзины со сладостями. Затем он затянул меня в театральную работу на двоих, она не сложилась, но за репетиционный процесс мне удалось узнать его лучше. — Вы согласились на спектакль, уже доверяя ему? — Вика: Меня подкупила его напористость, и в какой-то момент он прямо дал понять: ему хотелось бы, чтобы мы были вместе. Это прозвучало так честно и открыто! — И как скоро поняли, что влюблены? — Вика: В отличие от Максима для меня это не было озарением, я долго разглядывала его, произошел накопительный эффект. Мне нравились его прямота, честность, отсутствие самолюбования, что свойственно актерам. Он был какой-то нетипичный актер, в нем сильно развито мужское начало, что тоже редкость среди коллег. — Максим: А я обнаруживал в Вике качества, которые мне очень нравятся в женщинах, и влюблялся еще больше, до безумия. (Смеется.) Находил массу моментов, в которых она казалась лучше всех, потому что она действительно уникальная — чистая, скромная, добрая и в то же время сексуальная. Еще в институте меня подкупало, что она очень целомудренная, никакие сплетни о ней не ходили. Я их не собираю, но иногда волей-неволей что-то слышишь, особенно когда живешь в общежитии. Я наблюдал за ней долго, видел, какая она умница, по тусовкам не ходит, занимается учебой. Мне очень нравилась в ней женственность, нежность. И когда я узнал, что она съедет из общежития и мы можем больше никогда не увидеться, то явился к ней, взял номер телефона, и так началась история моих ухаживаний. — Когда вы стали жить вместе, узнали друг о друге что-то новое? — Максим: В любом случае совместный быт — это испытание. Ты начинаешь познавать что-то, чему-то радоваться, а чему-то — не очень. Но люди притираются. У нас, мне кажется, больших проблем не было, случались с моей стороны порой сцены ревности, но мы справились. А потом появились настоящие трудности: ребенок, отсутствие работы, болезнь моего папы и его смерть, это уже был другой этап наших отношений. И Вика героически в этих ситуациях себя проявляла: помогала, вдохновляла меня, никогда не «пилила». Я ей очень благодарен, потому что было за что, я и в карьере неверные шаги делал. — Какие, если не секрет? — Максим: У меня, наверное, была неправильная коммуникация с руководством МХТ, и мы остались на улице без зарплаты, без общежития, с маленьким ребенком. И Вика меня поддерживала, я не замечал, что она сильно расстроилась, хотя одному богу известно, что она переживала в душе, когда мы ютились по всяким замкадышным домишкам. Иногда, чтобы добраться до работы, уходило два с половиной часа. — А вы в тот момент запаниковали? — Максим: У меня были разные эмоции: и грусть, и паника, и всякие мысли в голову приходили, но в какой-то момент я взял себя в руки и начал искать эпизодические роли, напоминать о себе, жадно хвататься за любую работу. Я очень боялся уйти из профессии — ведь столько сил этому отдал. И, слава богу, что я ни копейки вне профессии не заработал. — Вика, а вы ведь уже начали сниматься к тому времени? — Вика: Да. Через пару лет после окончания института меня утвердили в длинный сериал на главную роль, в партнерстве с Гошей Куценко. Но через месяц съемок я забеременела, а впереди было еще полгода работы. И я испытала жуткий страх от этого. Я была еще молодая и зеленая, и на меня начали давить, начались неприятные разговоры, что так не делается, я всех подвожу. Спасибо Максиму, он сразу встал на мою защиту, и я советовалась с коллегами, в том числе с однокурсницами, и все мне говорили, что многие снимаются беременными, рожают во время съемок. Но у меня был шок и абсолютное непонимание, как жить. Я думала, что моя карьера закончится. Меня кидало из крайности в крайность, но наступил момент, когда я поняла, что не смогу поступить иначе, кроме как родить. Но когда моя дочка появилась на свет, мне было очень сложно морально. Я помню, как приехала из роддома, положила люльку на диван и пошла рыдать по поводу того, что моя жизнь теперь никогда не будет прежней, она до конца будет связана с этим человеком. Сериал сняли с разными ухищрениями, а когда я родила, запустили второй сезон, и я с маленьким ребенком ездила сниматься. Но если бы не эта работа, не знаю, что было бы, потому что на эти деньги мы жили и могли снимать небольшую квартиру в Ватутинках. — Но теперь вы счастливы, что семь лет дочке, а вы молодая, красивая и активно снимаетесь? — Вика: Иногда я счастлива, иногда бывает очень тяжело, потому что у детей любого возраста свои проблемы. Я очень тревожная мама, участвую в жизни дочки скрупулезно. Любую ее неудачу принимаю близко к сердцу, иногда чересчур нервничаю, а нужно просто отпустить ситуацию. Ульяна девочка умная, самостоятельная, порой в чем-то мудрее меня. Я у нее, к своему удивлению, каким-то вещам учусь. — Например? — Вика: Она прямая, честная, открытая миру и очень непосредственно, не лицемерно говорит то, что думает. Этим она пошла в папу, она вообще абсолютно его дочь, моего в ней очень мало. (Смеется.) Вы назвали дочку Ульяной, потому что это имя стало модным? — Вика: Когда я была беременна, оно не пользовалось популярностью, во всяком случае, я этого не наблюдала. Мы очень долго спорили с Максимом, он хотел назвать дочку Дашей, а я терпеть не могу это имя, и мы пытались прийти к компромиссу. В результате сошлись на Ульяне, имя показалось мне красивым и редким, и Максиму тоже понравилось.
